Но ожидания и Букограя и Вельяминова, к досаде обоих, разрешились совсем неожиданным образом. По окончании фильма, «линза» просто испарилась, словно ее и не было. Видимо, в ее конструкцию было заложено условие самоликвидации после разового просмотра.
Хорошо еще, что Букограй оказался предусмотрительным и с помощью Плато-нова установил кинокамеру, производящую съемку прямо с экрана, на котором проецировалось изображение. Иначе, информация, предоставленная для просмотра, была бы утеряна. А так был потерян только ее носитель.
— Да! — Только угрюмо прокомментировал произошедшее Игнатьев. — Ребятиш-ки-то явные перестраховщики! Ничего от новейших технологий в посторонние руки! Да, это же просто заговор!
Букограй был несколько смущен. Такой «подлянки» он от Николая не ожидал. Хотя с другой стороны, а знал ли сам Николай об истинном устройстве этой «хитрой штуки»? Но пока они просмотрели только первую половину фильма, повествующую о том, как расправлялись с пришельцами, и как при этом погибали. Фильм никого равнодушным не оставил, но и комментариев по его содержанию тоже не последовало. Только после просмотра понадобился небольшой перерыв, на перекур, так сказать. В помещении, где производился просмотр, курить никто не осмелился, и даже профессор вышел в коридор со своей изогнутой трубкой. Букограй не курил, да и Игнатьев такой вредной привычке подвержен не был. Платонов же перед тем как скрыться из кабинета поменял на кинокамере кассету с пленкой, поставив чистую. Как понимал Букограй, в скором времени эти фильмы могут стать мировой сенсацией, если, конечно, кто-нибудь осмелится представить их широкой публике.
А вот в этом Букограй сильно сомневался. Как догадывался Букограй, на вто-рой «линзе» должна быть информация о «корабле-матке». И, по мнению генерала, могла вызвать эффект разорвавшейся бомбы. Такие кадры могли вызвать такую панику в мире, что и последствий ее нельзя предположить. Даже его, лицезрение инопланетного сфероида, пусть и на какое-то время, привело в состояние психи-ческого шока. Но это его, по своему роду деятельности призванного не бояться никого и ничего. А вот как простой человек, как на западе говорят, обыватель, воспримет такую новость? То ли загорится огнем патриотизма, то ли по рецепту еврейского радио — «возьмет белую простынь и поползет на кладбище». То ли вообще «съедет с катушек» и в ожидании «конца света» начнет громить все, что под руку попадется.
Когда Букограй остался с Игнатьевым наедине он сказал:
— Товарищ генерал-лейтенант, возможно, я слишком драматизирую, но первую кассету Словину показывать не следует. По изображению он потом идентифицирует бедных волонтеров и устроит «охоту на ведьм». А ребята могли принимать в похищении «тарелки» совсем косвенное участие. Зачем портить им жизнь. После разберемся с ними, в спокойной обстановке. Когда определимся с общей стратегии, вернее, когда определятся там, «наверху»! Вы меня понимаете?
Игнатьев внимательно посмотрел на Букограя и чуть заметно кивнул.
— Хорошо! Кассету пока придержим. Давай-ка, посмотрим вторую «линзу»!
— Интуиция мне подсказывает, что на второй «линзе» информация еще более важная. Предлагаю посмотреть ее вдвоем! Профессор, может быть, и обидится, но пусть немного подождет! Вы потом сами решите: стоит ли показывать ему и этот фильм или нет!
— Да? Думаешь, что и первую «линзу» нужно было смотреть вдвоем? Но кто же думал, что там будет такой убойный материал! — Согласился Игнатьев. — Закрывай двери!
«Знал бы ты, какого рода «убойный» материал на втором носителе!» — Подумал Букограй, вспомнив свои весьма страшненькие ощущения при лицезрении «корабля-матки».
Промелькнули последние кадры скального ландшафта Тефии на фоне черного неба, и экран погас. За все время просмотра второго фильма Игнатьев сидел в кресле неподвижно, не шелохнувшись ни разу. Прошло не менее минуты, прежде чем он заставил себя двигаться. Он знал, что «линза-кристалл» уже прекратила свое существование, поэтому спросил:
— Ты это зафиксировал?
— Естественно! — Буркнул Букограй. Хотя он уже второй раз просмотрел только что показанный фильм, но впечатление от увиденного феномена не ослабло. И он вполне понимал сейчас состояние Игнатьева, совсем недавно побывав в «его шкуре».
— Это не может быть фальшивкой?
— После всех уже случившихся событий? Сомневаюсь!
— Тогда это бомба! Понимаете, Михаил Ефремович? Я даже не представляю, что нам дальше делать! Думаю, Земля к таким войнам не готова! С этой кассетой я немедленно лечу в столицу! Пусть там решают!
— А как же карантин?
— Да, какой, к черту, карантин! Уже и так ясно, что «пустышку тянем»! Если захотят наши «похитители тарелок» и на самом деле угнать это «блюдце», то они это сделают вопреки всем нашим усилиям! — Возмутился Игнатьев. — И что с этими «угонщиками» делать в голове не укладывается! Мы их ни найти никак не можем, и не знаем, как повлиять на события! Тупик! И выход из этого тупика уже не в нашей компетенции, особенно в свете «этого». — Игнатьев потряс еще слегка теплой кассетой. — Для этого и имеется верховная власть! Пусть теперь она думает! А мы свои полномочия в этом вопросе, по-моему, уже исчерпали! Вот так! Я улетаю, а вы, генерал, ищите выходы на этих «героев». Я думаю, нужно с ними как-то договариваться. Силовыми методами мы, похоже, ничего не добьемся, нужно искать компромиссное решение! Хотя бы до того момента, как «наверху» выработают свое «оригинальное» решение!